В конце июня Хельгу выпустили из тюрьмы. На следующий день Сэм Гринстоун проводил ее   в  аэропорт.

Во время поездки они почти не разговаривали, но на прощание он сказал:

- Надеюсь, Вы забудете все, что с Вами произошло.

Он говорил по-немецки.

- Забыть? -спросила Хельга.

Он посмотрел на нее: прямой, не слишком короткий нос, опущенные уголки губ, напряженные мускулы шеи. Её лицо стало жёстким.

-  Вы правы. Забыть невозможно. И гнать прошлое нельзя, говорит Зигмунд Фрейд.

Она взглянула на него.

-  Мне кажется, Вы были бы не против, если б я обратилась к психиатру.

-  Здесь это принято. Но я  не думаю, что это Вам поможет. Вы должны сами себе помочь. Как- нибудь.

-  Да. Как-нибудь.

Быстрым движением она провела по своим коротким, светлым волосам.

 Даже опытному адвокату было тяжело найти нужные слова. Какие слова? Слова утешения?

-  Вы не останетесь одна. Ваши родители, ребенок....

-   Да, я знаю, - она прервала его. - Не трудитесь, Сэм. Ваша трезвость всегда помогала мне. Я никогда не забуду, что Вы для меня сделали.

Теперь она улыбалась.

- Это смог бы любой адвокат. Ваше дело было легким.  Ваше самообладание тоже помогло мне. Вы знаете, что я   часто восхищался Вами?

- Я сейчас уже не помню, что тогда говорила.

-  Большей частью Вы все говорили правильно. Вы произвели хорошее впечатление на судей, на прокурора и присяжных.

-  Это Вы мне говорили, как себя вести.

-  Мое дорогое дитя, это было бесполезно. Это Ваша индивидуальность, повлиявшая на все. Откуда это у Вас?

-  Я не знаю. Или.....мой дом, моя юность....Не знаю. А потом было еще кое-что.

-  Что?

-   Андреас. Что они из него сделали. То, как  легко они его разрушили. И что он дал себя разрушить. Я была в такой ярости.

-    Этого по Вам не было видно.

-   Нет. Это то, что я гнала от себя. Но это все еще  живо во мне.

Сэм Гринстоун помолчал. Мне бы хотелось Вас еще раз увидеть. На свете осталось не так много вещей, которые меня еще интересуют. Но мне было бы интересно  узнать, что будет с   Вами, Хельга. Может быть, Вы когда-нибудь приедете ко мне в гости?

-  Нет, -произнесла она твердо. - Никогда.

И, помолчав:

- А Вы? Вы не хотите вернуться в Германию?

- Нет. Никогда.

Но его последними  словами были:

- Передавайте Германии привет.

Во время полета она сидела прямо и отвечала на каждый взгляд. Но никто не обращал внимания на бледную женщину в сером костюме. Смерть неизвестного начинающего актера по имени Энди Миллер была давно забыта. Процесс прошел быстро и незаметно. Об этом позаботились Сэм Гринстоун и кинокомпания. Сэм - чтобы  защитить свою клиентку,  кинокомпания - потому что  в  дело были замешаны один из режиссеров, работающий сейчас над дорогим проектом  и актер, который должен был играть главную роль  в фильме. Оба присутствовали при смерти Энди Миллера, оба должна были давать показания. Благодаря им Хельгу оправдали. Энди Миллер не снимался еще ни в одном фильме, поэтому его смерть ничего не значила для Голливуда.

К тому же,  в этом году случались и  более важные вещи. Самое главное событие: война во Вьетнаме была закончена. Она ранила и измучила американцев, почти разделила  американский народ на  два лагеря. Это положение не изменилось даже после того, как военные действия были прекращены, потому что нищенское существование, унижение и смерть солдат не принесли победы. А к поражениям американцы не привыкли. Пролитые реки крови не помогли и  тем, кому  должны были помочь. Внезапно встал вопрос: Желаема ли была эта помощь? Не была ли она глупостью? Давно знакомой глупостью, с помощью которой  попадают в Историю? Когда это срабатывало? Жертвы  с  обеих сторон, собственные солдаты, борющиеся в Южном Вьетнаме, которых бросили на произвол судьбы.  Люди в США много лет страдали из-за  этой  войны, а теперь,  когда она кончилась, они  все равно страдали. Что-то было разрушено,  что-то, что невозможно было измерить,  и с   этим они должны еще были справиться.

Процесс против  Хельги никого не заинтересовал вне Голливуда. Теперь она была свободна. Она летела в Германию.  Она  полетела бы куда угодно, только не домой.  Она  не  хотела видеть родителей, своего сына,  брата, сестер.

Здесь поток  её  мыслей прервался. Она   сжала руки в кулаки.

Хельга  видела  Корнелиуса Миллера. Он посещал  ее   в   тюрьме,  когда прилетал забирать тело своего сына. Она не плакала. Неподвижно сидела напротив него. Корнелиус говорил немного.

-    Я   говорил с      Вашим адвокатом,  Хельга.  Он будет настаивать  на   том,  что  это была самооборона, и надеется, что   Вас  оправдают.

Она кивнула.

-  Мы     увидимся,   когда Вы вернетесь.

Она не ответила,  только  покачала головой.  Она не хотела никого видеть.

Сэм   Гринстоун,   дорогой адвокат, которого предоставила ей     кинокомпания,  добился   ее   оправдания.     Самооборона? Ей   было лучше  знать. Она убила его  не   из самообороны.  Это было  убийство.  В ярости, из  ненависти     она убила человека   и     не сожалела    о своем поступке. Ей   нельзя  было говорить  правду. Но могла ли  она  лгать  своему отцу?   

Она знала:  теперь она  могла  и это.

Во Франкфурте   она купит     билет   на следующий самолет, покидающий Германию.  Куда-нибудь, все равно, куда. Деньги? Она будет  работать. Кем-нибудь,   все-равно,  кем.

Во   Франкфуртском   аэропорту Хельгу встретил брат. Он     обнял ее.

- Наконец-то   ты   здесь, девочка.

Эти короткие слова приветствия  чуть не вывели     ее из себя. Она   не произнесла  ни слова, замкнулась в        своей     суровости,  оцепенении,  в      котором  жила с  той     ночи.

Она показала на свой потертый коричневый   чемодан. Самый маленький     из четырех,     которые полтора года назад она брала с собой в  Америку.

-   Это все? -  спросил  Йоханнес

-    Да. Только то, что у меня      было в  тюрьме. Все  остальное я больше   не   хотела  видеть.

Её     голос   звучал        холодно и  бесстрастно.

Для  начала   мы должны купить  тебе   шикарную одежду,   сказал Андреас,   когда  она прилетела в   Америку.  Ты   не можешь  ходить  здесь в  дурацком сером костюме.

В   том самом сером  костюме  она  теперь вернулась  в       Германию.

Йоханнес посмотрел  на чемодан.

- Я, кажется,     уже видел его. Это  не     тот,     с которым путешествовал папа?

-   Да.  Он     купил его   еще во время войны.     Я  взяла его ссобой как     талисман, когда уезжала в  Берлин.

-  На   следующий  день после....-Йоханнес  запнулся.

-   Да. На следующий  день     после свадьбы,  -   закончила она   жестко. -Ты можешь спокойно  договаривать. Теперь  это   не имеет   никакого  значения.   Я     ничего  не   забыла и  ничего  не   забуду.   Нельзя     гнать  от себя прошлое,   говорит Зигмунд Фрейд.

- С каких  пор     ты     цитируешь Зигмунда Фрейда?

-  Эти слова сказал мне адвокат  на прощанье.     Доктор Гринштайн.    Теперь Сэм Гринстоун.

-  Ясно. Эмигрировавший   еврей.

-   Эмигрировавший   не в      том смысле, который      обычно вкладывают   в     это     слово.  Он  уехал в США уже после   войны.  Он  пережил  лагерь.  Он -      единственный   из семьи, кто выжил. Его   родители,  жена, братья, сестры -  все   погибли.  Он  остался в живых и стал известным адвокатом в  Лос-Анджелесе.  Особенно для актеров,  они молятся   на   него. Как ты   видишь  на моем примере,  они правы.

Йоханнесу было  жутко  слушать  ее  голос. Такой   холодный, такой   бесстрастный.   Но   говорить было лучше, чем молчать.

-  Странно, что он стал  адвокатом именно в  актерской   среде.

- Вовсе нет. Раньше  он   работал в Берлине   на   кинокомпанию   UFA. В Америке он встретил  много старых знакомых:  сценаристов, режиссеров, актеров.  Это облегчило ему   начало,  как  он говорит.

-  И все  это он тебе рассказал?

-  Да. Когда мне  было  очень плохо. Он   рассказал,   что он  пережил  в   лагере. Он сказал, что я должна бороться.  На земле происходят вещи и пострашнее. Пострашнее того,  что со мной произошло. Он очень подробно  рассказывал  о смерти людей, о том, чему он стал свидетелем. И все-таки я снова могу  радоваться,  когда светит солнце  и   волны  накатывают на берег. Это его слова. Он  говорит, что  и со мной  будет также. Надо только подождать.   Мы  так или   иначе все равно  умрем однажды. Смерть  не   нужно  ускорять.

-  Хельга, ты  же не...

-Да. - Она завернула рукав   пиджака.  Йоханнес увидел  шрам на  левом запястье.

- На другой  руке тоже, - сказала  она тем же  бесстрастным голосом.

-  Ты не  должна   говорить об этом отцу.

- Почему нет?   -  спросила она горько.

Йоханнес промолчал. Они подошли к машине. Он кинул чемодан в  багажник и   открыл ей дверь.

- Я    ничего не   хочу ему  рассказывать, -   сказала  Хельга, сев  рядом с ним. -   Я  даже   не  хочу его видеть.  Чтоб ты знал, я не хочу домой.

-   Ты   должна поехать домой. Родители ждут тебя.

-Я  не могу. Они, конечно, знают, что произошло.  Зачем еще  раз говорить об этом? Я  не могу. Понимаешь?

В  ее  голосе   слышались  истерические нотки.

- Я   не могу. Не хочу. Все будут  смотреть на меня. Никто не имеет права требовать от меня  выдержать это.

-  Ты не хочешь увидеть родителей? Сына?

- Нет.

- Чего же ты   хочешь?

- Я  хочу уехать. Я   не хочу  видеть  никого из  вас. Ты  не должен был приезжать за мной.

- Но я приехал.  Взять отгул на  три дня   было  совсем  непросто.

- Это  было и не нужно.

Йоханнес разозлился.

-   Замолчи.  Я   отвезу тебя  домой, и ты поговоришь с отцом.

- Я   не  хочу.  Не думаю, что ему понравилось, что я     убила человека.  Месть  - мое  дело, говорит  Господь. Не отец ли рассказывал  об  этом?

-   Он не   рассказывал. - Йоханнес  повысил голос. -  Прекрати строить из себя сумасшедшую. Ты  оправдана,     ты  будешь жить дальше. Мы знаем, что произошло. Но мы все     еще   не знаем,   как  это могло произойти.

Хельга промолчала. Йоханнес погладил  ее   сжатые кулаки.

- Послушай, Хельга. Мы сейчас поедем  и       будем  дома  поздно. Тебя   никто не увидит. Никто и   не  знает, что  ты приедешь.     Мы  тоже  не  знали   бы, если  бы  не      доктор  Гринстоун.     Ты   можешь   не выходить из дома, если  хочешь.

- Значит, я снова   буду   узницей..

- Я все равно   останусь  только   на     два   дня. Только я, отец и мать, больше     дома  никого нет.

- А младшие?

-   Биргит учится  в Мюнхене. А  Антье  в   ссылке  у  тети  Дерте.

-  Из-за меня?

-  Вовсе нет. Во-первых, она  осталась  на второй  год,  а  во-вторых,   у   нее появился парень. Мальчишка, с   которым  она спит.  Ей семнадцать. Мама  не   одобряет этого. Тетя Дерте  была учительницей,   она  будет  за  ней присматривать. А   молодой человек сейчас    в   армии.  Это, конечно, не  значит,  что он   исчез    навсегда, но, по   крайней   мере,   он    не приходит каждый     день.

-   Это я подала   им плохой пример, - произнесла Хельга.

Она устала.  Она   не спала в самолете, а  теперь ей предстояло  выдержать  долгую   поездку   на машине.

-Нет. Ты  тут     не при  чем. Биргит прилежна и  организованна. Она очень  хорошо  закончила   школу.    А младшая... ну, она   другая... Нужно  подождать и посмотреть, что из   нее выйдет. Одно ясно -  она пошла в  маму.  Она   очень любит твоего Торстена. Кстати, он тоже   у  тети  Дерте в Шлезвиге.

Хельга  отрывисто  засмеялась.

- Как   вы  все   это быстро, но хорошо подготовили.

-   Да. Мы   даже   подумали, что ты   не   захочешь  оставаться дома. Слухи....Ты могла  бы приехать к  нам в  Мюнхен. Сузанна приглашает тебя. Общение с   ней могло  бы  пойти тебе  на пользу. Кстати, мы   поженились.

-   Да?   спросила     Хельга  равнодушно.

- Эв  из  Франкфурта   просила   передать,   что    ждет  тебя. Она  не  знала, что   ты приезжаешь сегодня, иначе   тоже     приехала     бы   в  аэропорт.

- Я не   хочу  оставаться во   Франкфурте.

-   Да, мы  тоже  так подумали.  Есть   еще  другая  возможность. Ты  помнишь Дирка  Янзена?

-    Дядю Дирка? Конечно. Старый   друг  отца.

- Он все   еще живет  в Гамбурге.   Дирк разбогател   благодаря своей фирме по продаже     недвижимости.  У  него    красивый       домик     рядом с Любекской    бухтой.  В прошлом   году   я ездил   туда  с  Сузаннной. Восхитительное место.  Ты   могла  бы там  отдохнуть.

- Аха. И что мне там делать? Проводить остаток дней своих?

- Не глупи. Дядя Дирк считает, что тебе нужен покой, чтобы прийти в себя. Небо, море и бескрайние просторы - подходящее лечение для тебя.

- У меня было достаточно времени, чтобы разобраться в себе.

- Да, ты права. Одиночество тоже может надоесть. По-моему, тебе нужно как можно скорее начать работать.

- И кем? Скажи, будь добр.

- Ты не хочешь больше учиться?

Короткий смешок.

- Ну, хорошо. Тогда нужно подумать, что ты будешь делать. Для начала тебе надо заняться Торстеном. Ты не думаешь, что тебе нужно заново узнать своего сына?

- Он уже забыл меня.

- Возможно. Но ты наверняка не забыла его.

- Забыла, - возразила Хельга.

Они выехали на автобан. Йоханнес увеличил скорость и решил пока воздержаться от продолжения разговора. Ему было очень тяжело. Они предполагали, что так будет. Возможно, это было еще сложнее, чем они думали. Но нужно было найти выход и, как он понял, этот выход могла найти только его сестра.

Они приехали поздно ночью, сильно уставшие. От Хельги осталась только бледная тень.

С порога Йоханнес заявил:

- Сегодня никаких вопросов. Ты должна выспаться.

Она проспала до обеда. Когда она вышла к завтраку, в гостиной почти никого не было. Только мама накрывала на стол: крепкий, ароматный кофе; такого она не пила в Америке; свежее гольштейнское масло, хрустящие булочки, ветчина, мармелад.

- Мама, какой чудесный завтрак!

Она смотрела на все, что стояло на столе, как на произведение искусства.

- Кушай, детка, ты такая худая.

Йоханна погладила дочь по голове и вышла.  Глаза матери были полны слез, и она кусала себе губы, чтобы не разрыдаться. Муж запретил задавать Хельге вопросы. Она заговорит, когда сама захочет.

Хельга еще некоторое время смотрела на завтрак. Все это было так необычно. Еда на столе, родная комната, старые часы и сдержанность ее матери что-то затронули в ней. Это было как первый камень, выпавший из стены суровости, за которой она спряталась. Она позавтракала, но еще во время еды снова вернулось чувство отвращения, которое вызывала в ней последнее время любая пища.

В этот июньский день шел дождь. И это было хорошо. Дом священника закутался в серое, действующее успокаивающе. Когда мать вернулась в комнату, Хельга стояла у окна и смотрела в мокрый от дождя сад. Мать посмотрела на стол, увидела, как много осталось и произнесла:

- Идет дождь. Жаль.

- Наоборот. Прекрасно, - возразила Хельга. - Этот дождь - лучшее, что я вижу за многие годы. Как ты думаешь, мне можно выйти в сад?

- Почему нет?

- К папе кто-нибудь пришел?

- Нет. И если ты останешься на этой стороне, тебя никто не увидит.

Йоханна разозлилась на себя за эти слова. Они только укрепили Хельгу в ее страхе перед людьми. Почему ей нельзя было гулять в саду? Почему она должна скрываться, как преступница?

Но, конечно, если бы кто-то узнал, что она снова здесь, об этом скоро говорил бы весь город.

- Йоханнес у отца. Они только что пришли. Были у профессора Тидеманна. Помнишь его?

- Да, конечно. Как он?

- Плохо. Он сильно болен. Ведь ему уже восемьдесят пять. Йоханнес хотел его увидеть. Помочь ему он уже не в состоянии.

Хельга кивнула.

- И больше в доме никого нет?

- Нет. Рени, это наша новая экономка, ты ее еще не знаешь, я отослала вместе с Торстеном и Антье к тете Дерте. Мы думали, так будет лучше.

Хельга кивнула, но сказала:

- Всех выслали, потому что вернулась заблудшая дочь.

- Мы думали, так будет лучше, - повторила мать.

- Да, так и есть. А завтра ты можешь всех их забрать обратно, я снова уеду.

- Это мы еще обдумаем, - сказала Йоханна своим энергичным голосом, - накинь что-нибудь, если пойдешь в сад. В прихожей висят старые плащи. Мне нужно еще кое-что купить. Посмотрим, ест ли у Вильсона молодая селедка. Йоханнес хочет, чтобы я приготовила на обед рыбу, с бобами и картошкой.

- Снова есть.

- Во-первых, это  нескоро, я еще ничего не сделала, а во-вторых, ты съела совсем немного. Разве ты не хочешь молодой селедки?

Хельга подошла к матери. Она стояла перед ней, не пытаясь обнять. Но улыбнулась.

- Если я еще хочу что-то есть, то  только селедку с бобами.

- Ну и слава Богу, - сказала Йоханна удовлетворенно.

Позже Хельга прокралась в сад. Да, она кралась, отец и брат не должны были ее услышать, никто не должен был ее видеть.

Она накинула коричневый плащ, надев под него белую блузку и серую юбку. Блузка была грязной, а юбка помятой. Неужели в этом доме больше не было ее вещей? Она попыталась вспомнить, что тогда оставалось здесь. Все ли выбросила ее мать? Или все же что-то осталось? У нее, кажется, оставалось голубое платье. Это платье она надевала, когда работала по дому или в саду, ездила на велосипеде или ходила за покупками.

Пока она, немного сгорбившись, бродила по саду и осторожно прикасалась к розовым кустам, мысль о голубом платье стала для нее заветным желанием.

Её старая комната, в которой она спала этой ночью, была теперь комнатой Антье, это она заметила. Повсюду валялись разные безделушки, другие картины висели на стенах, на кровати и кресле сидели куклы. Антье всегда очень любила играть в куклы, это Хельга помнила.

Она прислушалась. Мама еще не вернулась, из комнаты отца не было слышно ни звука. Будто воровка, прокралась она по лестнице, тихо открыла дверь и остановилась на пороге. Её комната. Комната Антье. Все верно, она и раньше видела кукол, сидящих на кресле. На маленьком письменном столе, где Антье делала уроки, если она их вообще делала, стояла фотография в серебряной рамке. Хельга внимательно посмотрела на снимок, даже взяла его в руки. Красивый, смеющийся блондин - это был, скорее всего, тот парень, в которого влюбилась Антье. Она нашла любовь.

Голубое платье! Хельга открыла шкаф. Это был тот самый шкаф, в котором она раньше хранила свои вещи. Но теперь там висели вещи Антье. Брюки и блузки, два ярких летних платья с широкими юбками, слева теплые вещи, которые сейчас не были нужны. Вещей было немного. Но платья не было. Не было вообще ничего, что когда-то было её. У Хельги тоже всегда было немного вещей, да и большую часть она взяла с собой, когда уехала во Франкфурт. Она оставляла здесь голубое платье. И его больше не существовало.

Может быть, спросить маму? Ах, нет, это было бы так глупо. Хельга было протянула руку к одной из блузок Антье, но тут же отдернула ее. Антье бы не понравилось, что убийца носит ее блузки.

Она услышала открывание двери, поспешно захлопнула шкаф и сбежала вниз по лестнице.

- Я купила замечательную рыбу, - крикнула Йоханна, - сейчас принесу бобы из кладовки. Я законсервировала их в прошлом году,  мы вырастили замечательные бобы.

Она увидела растерянное лицо дочери.

-Что случилось, детка?

- Нет, ничего. Я была наверху. Я была....извини, но я залезла в шкаф Антье. - Она вытянула руки. - Эта блузка.....мне бы хотелось одеть что-нибудь другое.

- Да, я тоже уже думала, что тебе надо переодеться. Я хотела постирать твою блузку сегодня утром, но она бы еще не высохла. Надень какую-нибудь из блузок Антье.

- Я не хочу. Неужели здесь больше нет моих вещей?

- Загляни в шкаф Торстена. Там наверняка есть и твоя одежда.

Они вели себя как обычно. Это был совершенно нормальный разговор матери и дочери,  которые давно не видели друг друга.

Йоханна поднялась наверх вместе с Хельгой. В маленькой комнате, где стояла кровать Торстена и валялись его игрушки, Хельга увидела маленький шкафчик. А в нем висело, это было настоящим чудом, в нем висело голубое платье!

- Мое голубое платье! - произнесла Хельга удивленно. - Оно еще здесь! Можно я надену его, мама?

- Эту тряпку? Неужто больше ничего нет? Посмотри, вот это платье в клеточку. Мне кажется, оно тебе больше пойдет.

- Нет, голубое, мамочка. Пожалуйста.

- Как хочешь.

Хельга переоделась. Голубое платье было ей широко.

- Ты тоньше, чем была в 18 лет, - упрекнула Йоханна. - Так дело не пойдет.

На игрушки сына, его одежду, кроватку Хельга не кинула ни одного  взгляда. Она явно изгнала ребенка из своей жизни.

Голубому платью выпала на долю важная задача. Встреча с ним разбудило к жизни старую Хельгу, ту юную девушку, какой она когда-то была. Старая Хельга и сегодняшняя не любили друг друга, они боролись друг против друга, но они встретились.

Голубое платье было первым успехом дня. Вторым был обед, селедка с бобами и молодой картошкой. Отвращение, с которым Хельга смотрела на еду, исчезло. Она ела с аппетитом и очень внимательно, как будто наслаждалась каждым кусочком. Пастор и его сын обменялись взглядом. Йоханна улыбнулась и снова чуть не расплакалась.

- Ах, как было вкусно, - сказал Йоханнес удовлетворенно,  доев все, - Я могу только мечтать о такой еде в Мюнхене. Сюзанна тоже должна как-нибудь попробовать это, чтобы понять, о чем я говорю. Недавно она мне заявила, что не ест селедку. Селедка! Молодая селедка - совсем другое! Это деликатес. Как ты думаешь, Хельга?

Хельга подняла взгляд от тарелки.

- Это было самое лучшее из того, что я когда-либо ела.

- Ну, - пастор допил пиво, - мы можем быть довольны. Да, Ханна?

Его жена кивнула. Говорить сейчас она не могла.

Невозможно было представить, как пройдет встреча. Было намного тяжелее, чем они ожидали, но и намного легче. Голубое платье, обед - кто мог знать, чем можно сломать стену суровости, которую воздвигла Хельга?

- Когда вы все немного отдохнете, приходите ко мне в кабинет. - Пастор посмотрел на жену. - Мы могли попить кофе.

Хельга невольно засмеялась. К этому она привыкла с детства. Все серьезные разговоры велись в кабинете отца.

Кабинет находился в самом конце коридора, сразу за приемной. В эту комнату нельзя было входить без разрешения, и Хельга внезапно была готова говорить. Да, это даже показалось ей необходимым. Только было тяжело найти нужные слова. Трудно было описать  то, что произошло в действительности, что скрывалось за всем уже известными фактами.

Пастор Роде сидел за своим письменным столом, Йоханна села в кресло в углу комнаты; в нем пастор любил размышлять. Йоханнес расположился на стуле для посетителей.

Хельга стояла. Сначала она беспокойно ходила по комнате, но одного взгляда отца хватило, чтобы она остановилась. Она прислонилась к стене недалеко от двери, как будто для того, чтобы иметь возможность убежать.

- Это началось еще в Берлине. Он снова жил в коммуне, но в этот раз там были в основном актеры, еще пара студентов, а кто еще, я уже не помню. Я не захотела оставаться там. Я жила в дешевом пансионе.

Это было сказано спокойно и отсутствующе.

Йоханна прервала ее.

- Ты хочешь этим сказать, что после свадьбы не жила со своим мужем ? Ты нам никогда не рассказывала этого.

- Я многого вам не рассказывала, - произнесла Хельга равнодушно. - Я хотела, чтобы он... чтобы он жил так, как я считала нужным.

- То есть ты хотела заставить своего мужа, чтобы он жил твоим образом жизни, - сказал отец.

- Да, - ответила Хельга.

- После того, как ты некоторое время жила его образом жизни. Почему ты вышла за него замуж?

- Я любила его. И я ждала от него ребенка. А то, что ты называешь его образом жизни, вовсе не было ЕГО. Он также мало подходил в это  общество, как и я. Просто этот образ жизни был тогда в моде, и я хотела, чтобы он понял это. Очень скоро мы получили квартиру. Её подарил нам друг его отца. Красивая квартира в Далеме, две комнаты, хорошее местоположение. Мой университет находился недалеко, да и беременность протекала довольно легко.

- Хельга, - мама робко прервала ее, - ты забыла, что я к вам приезжала? Я знаю, как вы там жили.

- Ах, да, правильно. Извини. Я не забыла, но ты не была знакома с этими парнями.

- Кого ты имеешь в виду?

- Тех парней, из-за которых все произошло. Это не были актеры. Актеры были большей частью неплохими людьми, некоторые немного ненормальные, но я понимала их. Это были другие. Сначала их было двое. Позже пришел третий. Тот, кого я убила.

Ее голос снова стал холодным и безличным.

- Это произошло спустя многие годы в Калифорнии, как нам известно. Что случилось в Берлине?

- Их было двое, - повторила она. - Я не знаю, почему они постоянно приходили,  потому что  они не относились к театральной труппе. Андреас знал их уже довольно давно. Они познакомились еще тогда, когда он учился в Берлинском университете. Они тоже учились. Конечно, они участвовали во всех беспорядках и постоянно хвастались своими геройскими поступками. Андреас не мог освободиться от них. Это мои друзья, говорил он. Ну, хорошо. Но они становились все назойливее. Они приходили и уходили тогда, когда им было удобно, постоянно сидели у нас дома, а когда я что-то готовила, они ели вместе с нами. Они много пили, курили гашиш, кололись. Сначала я этого не замечала, я была, наверно, слишком глупой.

- Андреас тоже кололся? - спросил Йоханнес.

- Сначала нет. Как раз он рассказал мне об этом. Вот идиоты, сказал он тогда. Их называли Макс и Моритц. Конечно, они были гомосексуалистами.

Её отец вздрогнул, когда она так спокойно произнесла это, так, как будто это было в порядке вещей.

- Они даже работали. Один приводил в порядок старые машины, а потом продавал их, другой занимался рекламой на телевидении. Оба хорошо выглядели. Но денег у них практически никогда не было, потому что они много тратили на кокаин. Я должна признать, что со мной они всегда были милы. Они говорили, что в будущем будут следить за ребенком, чтобы я могла учиться. Они происходили из хороших семей, один был берлинец,  другой

  приехал откуда-то из Рурской области, у него были богатые родители. Но они выгнали его из дома, потому что он так жил. "Когда-нибудь я приеду к родителям и подложу им бомбу в машину, чтобы наконец-то получить наследство", - часто говорил он. "Ты для этого слишком труслив, - отвечал другой. - Подожди пока приедет Милано. Он сделает это одной левой."

Хельга обвела взглядом свою семью.

- Это было так ужасно, что я иногда подумывала просто уйти. Но я вообразила, что могу спасти Андреаса от этих людей. Он же был так нежен со мной, так радовался рождению ребенка. Он был не таким, как они. А потом они репетировали эту дурацкую пьесу. Они думали, что она будет иметь успех.

- Ее вообще когда-нибудь ставили в театре? - спросил Йоханнес.

- Много позднее, чем они предполагали, в январе. В малюсеньком театрике. Это был провал. Было три представления, а потом люди просто перестали приходить. В пьесе было занято восемь человек, двое из них тоже кололись. А потом, сразу после провала с пьесой, приехал Милано.

- Мне кажется, Милан - это город, - вставил Йоханнес.

Хельга кивнула.

- Он, кажется, раньше жил в  Милане, а потом переехал в Берлин. Все они считали его очень крутым. У него были деньги, машина, он приглашал их в дорогие рестораны. Я никогда не знала его настоящего имени, его мне сказали уже во время следствия. Его звали Дюрене, он вырос в Конго. Его отец был бельгийцем, а мать аравийкой.

- Он тоже был голубым?

- Он? Нет. Он постоянно приходил с девушкой, и каждый раз с другой. Он был красавцем.

Он выглядел потрясающе. Высокий, широкоплечий, мужественный, темные волосы и глаза, суровый рот. Когда он познакомился с Хельгой, ее беременность уже была заметна. Он спросил: " Кто это так постарался?" Моритц восхищенно заулыбался. "Это был наш дорогой Андреас."

"И он еще и женился на ней, как это принято в хорошем обществе" , - добавил Макс.

Это было на восьмой день после провала спектакля. Они встретились в ресторане, вся труппа, и сидели там, размышляя, что делать дальше.

Андреас попросил её:

- Пойдем вместе! Не оставляй меня с ними одного. Они считают, что я виноват в том, что спектакль не удался.

- Почему ты?

- Я ведь играл главную роль. Да я и сам знаю, что все испортил.

- Эта пьеса - глупость. Я тебе говорила это с самого начала. Кто придет смотреть эту чепуху!

- Это современная пьеса. Они все такие.

Хельга присутствовала на некоторых репетициях, они проходили довольно бурно. Была она и на премьере. Ходить на остальные спектакли она отказалась., решив, что это повредит ее ребенку.

В глубине души она была рада, что пьеса провалилась. Может быть, теперь Андреас наконец поймет, что он на ложном пути.

- Ты должен ходить в школу актерского мастерства, - говорила она ему. - А когда ты закончишь ее, то получишь ангажемент на настоящей сцене.

Хельга кое-что понимала в театральном искусстве. Инес, девушка, тоже принимавшая участие  в спектакле, была разумна и интеллигентна. Она училась в такой школе и даже получила ангажемент в одном театре.

- Я сошла с ума, что согласилась сыграть в этой пьесе, - говорила она Хельге еще во время репетиций. - Я пропустила целый сезон. Но теперь я была у своего   агента, он найдет для меня что-нибудь на будущий год. Мне все равно, в каком театре, главное, я смогу снова играть.

А потом она добавила:

- Андреас талантлив. Ему только нужно научиться правильно говорить.

Хельга подумала о том времени, когда Андреас выступал на митингах. Тогда он говорил правильно. Но теперь он выглядел просто дилетантом. Это было ясно даже ей.

Андреас, всегда поддающийся чужому влиянию, согласно кивнул Инес. Школа актерского мастерства - это хорошо. Он запишется туда. Но он не хотел отказываться от роли, которую ему предложили на телевидении. Он уже подписал контракт, и зимой должны были начаться съемки.

- Только эта маленькая роль.

Но потом приехал Милано.

- Они все были как будто заколдованы, - рассказывала Хельга. - Он приехал из Голливуда. Если верить его рассказам, то у него там были связи. Он сказал Андреасу, ты крутой парень. Как раз такие нужны им. Я сделаю из тебя звезду.

Хельга замолчала и посмотрела на всех по очереди, ее отец, мать, брат...

- Вы, наверно, считаете меня сумасшедшей. Это и было сумасшествием. Однажды мне это надоело. Я думала только о ребенке. Я никуда не поехала. Осталась в Далеме. Я гуляла, работала. В то время я оставила Андреаса одного. Это моя вина. Я виновата в его смерти.

- Пожалуйста, - произнес Йоханнес раздраженно, - не драматизируй. Лучше было бы, если бы ты села на самолет и прилетела домой.

- Ты будешь смеяться, но у меня не было на это денег.

- Ты думаешь, родители не прислали бы тебе денег, если бы ты попросила?

- Мне было стыдно.

- Почему? - спросил отец. - Ты знаешь, что нам всем не нравился этот брак. Мы ничего не имели против Андреаса. Он был хорошим человеком. Но он был еще слишком молод. Однако ты сказала, что любишь его, ждешь от него ребенка, что он хочет жениться на тебе...

- Я хотела выйти замуж за него! - перебила его Хельга.

- Вы поженились здесь, у нас. Это была абсолютно нормальная свадьба, а потом вы уехали в Берлин. Ты хотела учиться дальше, что он собирался делать, было несколько непонятно, но у него были какие-то планы. Хельга, ты же получала от нас деньги на учебу.

- Да, конечно. И большое вам спасибо за это. Андреас тоже получал деньги от своей матери. Иначе нам бы вообще не на что было жить. Но большую часть денег он вложил в эту дурацкую пьесу. Костюмы, декорации, аренда помещения. Кто, по-вашему, все это оплатил? Вы. И мама Андреаса.

- Ты недорассказала, а мне еще ехать сегодня ночью в Мюнхен. Продолжай, - попросил Йоханнес.

- В начале марта я родила Торстена. Андреас был счастлив. Десять недель спустя он исчез. Уехал в США с Милано, Максом и Моритцем. Я ненавидела их. Ах, как же я их ненавидела. Андреаса тоже. Но одновременно я была рада, что они уехали. У меня было время для ребенка. Никто не приходил и не касался его своими гадкими руками.

- А почему ты тогда не вернулась домой? - спросил отец.

- Я же сказала, мне было стыдно. Кстати, Андреас сыграл ту роль на телевидении и оставил мне немного денег.

- И как ты жила?

- Отлично. Роды прошли легко, ребенок был здоров, и я была счастлива с ним.

- Это правда, - произнесла мама. - Я тогда снова навещала тебя. Ты очень хорошо выглядела, была такая радостная, и ребенок тоже. Мне понравилась твоя квартира. Ты ни на что не жаловалась. Когда  я спросила тебя, где Андреас, ты сказала, что он на гастролях. Ты солгала мне, Хельга.

- Да, солгала. Я лгала вам и позднее, когда писала, что Андреас вернулся, и у нас все хорошо. Я постоянно лгала вам.

- И зачем ты это делала?

Взгляд Хельги снова остановился на потолке.

- Я не знаю. Правда, не знаю.

- Ты не доверяла мне? - спросил отец.

- Доверяла. Я верила тебе, маме, но я потеряла веру в себя. Мой муж бросил меня, учиться я перестала. Я была в Берлине ничем. У меня не было друзей, я была совсем одна. Но у меня был Торстен. В то время я жила только для него.

- И что ты делала, раз бросила учиться?

- Я работала. По несколько часов в день. У меня дома жила одна милая женщина, которая заботилась о Торстене, когда меня не было.

- Ты работала?

- Ах, ничего особенного. Маленький ресторан недалеко от моего дома. Я работала там официанткой. Хозяин был очень милым человеком и довольно хорошо платил мне. И посетители там были приличные.

Родители ошеломленно молчали.

- Мне очень нравилось там работать, правда. А когда наступало время обеда, я могла пойти домой.

- А мы ничего не знали....,- произнесла ее мать опечаленно.

- Нет, вы не знали. Когда-то мне надо было повзрослеть.

- Ну, хорошо, - сказал Йоханнес. - Это занятие не повредит  тебе в будущем. Но расскажи, что произошло в Америке?

- Андреас постоянно писал мне. Даже звонил однажды. Но мне было не понятно, чем он занимался. Например, он писал, что благодаря Милано получил потрясающую роль в одном фильме. С ним будет играть Джульетт Лортон; про нее я слышала, хорошая актриса. А потом вдруг его письма становились грустными. Он писал, что скучает, что у него нет ни одного близкого человека, с которым можно было бы поговорить. "Здесь нет ни одного человека, который меня бы понимал". Так он писал. А в другой раз: "Почему ты не приезжаешь ко мне? Ты не можешь бросить меня одного. Я погибну здесь."

Она провела рукой по волосам.

-Папа, ты однажды сказал, мне тогда было около двенадцати, что я стану миссионеркой. Ты был прав тогда. Мне постоянно кажется, что я должна наставить человека на истинный путь, что я в силах сделать это.

- Ты оставила Торстена у матери и улетела в Америку. - сказал Йоханнес, - Просто так. Откуда у тебя были деньги?

- От Корнелиуса. Моего тестя. Он приезжал в Берлин. Ему хотелось познакомиться со своим внуком. Он был очень мил. Мы долго говорили об Андреасе, и выяснилось, что своей матери он писал подобные письма. Она была в отчаянии. Корнелиус сказал тогда, что нужно что-то делать. Не могла бы я посмотреть, что там происходит? И если возможно, привезти его назад. Он говорил, что я всегда умела влиять на Андреаса. Я кивнула, хотя  уже давно не имела на него такого влияния, как раньше. Но мне казалось, что я смогу заставить его вернуться, если поеду в Америку. Только я. Мой тесть не мог лететь вместе со мной, он как раз открывал новый отель. Да и даже если бы он приехал, Андреас не послушал бы его. Корнелиус дал мне денег на поездку.

- Да, и с того момента, как ты улетела, мы очень мало слышали о тебе, - произнесла ее мать. - Ты думала, что очень скоро вернешься. Но ты не вернулась, вместо этого....

- Да, вместо этого произошло то, что произошло. Два человека погибло, потому что я приехала в Калифорнию. Только представьте себе! Это была моя миссия!